07:06 Российскме ИПЦ : итоги года | |
| 1. Альтернативы, или Куда податься православному Прошедший 2011 год продолжал тенденцию 2010-го. ИПЦ получала все больше благожелательного внимания со стороны как религиозных, так и безрелигиозных людей. Но так она лишь сияла отраженным светом от идеологического и ритуального отдела Партии жуликов и воров, который оставался на протяжении последних двух лет главным религиозным ньюсмейкером и главным религиозным раздражителем общества. Насколько российские ИПЦ будут отвечать надеждам секулярного общества, которое нуждается в моральном авторитете, — вопрос будущего. Не очень отдаленного, но вряд ли уже 2012 года. В 2012 году светскому российскому обществу предстоит слишком много общественной суеты, чтобы замечать существование каких-либо религиозных юрисдикций. Есть только одна религиозная институция, функционирующая в составе действующей власти этих самых жуликов и воров, а все остальное — только отдельные личности, к которым может быть только личное же доверие или недоверие, уважение или неуважение. Но люди верующие относятся уже и сейчас к альтернативным по отношению к РПЦ МП церковным организациям более внимательно. Кто-то хочет стать православным, но не идет в РПЦ МП, которой не доверяет, а кто-то перестал доверять РПЦ МП уже после некоторого опыта пребывания в ней. И для всех этих людей становится важным понять, какие же еще церковные организации в России предлагают "свои версии" православия. Особенность России по отношению, скажем, к Украине, Македонии, Черногории, Южной Осетии, а теперь (начиная с 2011 года) — еще и к Абхазии, состоит в том, что выбора "РПЦ, но без Гундяева" никто не предлагает. В перечисленных странах существуют церковные образования, рассчитанные на заполнение "православными по рождению", но при этом альтернативные РПЦ МП или ее местным аналогам, а в России пока нет. Вероятно, это дело близкого будущего, когда РПЦ МП начнет распадаться на куски вслед за распадом современной политической системы России, но все же, повторимся вновь, едва ли это повестка дня уже 2012 года. Так что пока — вместо разных вариантов "РПЦ, но без Гундяева" предлагаются только идеологически нагруженные альтернативы РПЦ МП. Это не просто другие организации с другими людьми, но это организации с другими идеологиями. Для верующего РПЦ МП задумываться над идеологией церковной организации непривычно. Но, конечно, непривычность не означает, что в РПЦ МП никакой идеологии нет. Просто эта идеология не включает никаких особенностей вероучения, но зато включает много другого. РПЦ МП не действует иначе, чем в качестве паразита в теле какого-либо государственного образования — будь то путинская Россия или даже Северная Корея, где недавно с демонстративной скорбью от имени РПЦ МП хоронили своего национального лидера. РПЦ МП может смириться с гонениями на ее рядовых верующих, как это и было в СССР, но она себя совершенно не мыслит вне единства своей церковной бюрократии с государственной властью на местах. Церковная бюрократия РПЦ МП не может быть гонимой по определению — иначе это будет не РПЦ МП. Среди истинно-православных христиан такая идеология получила название "сергианство" — по имени основателя РПЦ МП митрополита Сергия (Страгородского). Конечно, для большинства пусть даже и верующих (во что-то) людей всякая идеология является лишь нежелательным обременением к возможности "просто ходить в церковь" к "честным батюшкам". Для них идеальный вариант — "РПЦ без Гундяева", тихая и незаметная, но домашняя и уютная, местами даже гламурная. Возможно, децентрализация и разрушение нынешней структуры РПЦ МП вследствие развала той власти, наростом на которой она является, позволит сбыться мечтам этих людей. Но пока что для разрыва с РПЦ МП и для противостояния совместному напору РПЦ МП и российской государственной власти требуется более серьезная мотивированность. Поэтому неидеологических альтернатив РПЦ МП на территории Российской Федерации пока нет. В ближайшей перспективе любая альтернатива РПЦ МП в России будет идеологичной. Это значит, что она альтернативна не просто как другая организация с другими людьми, но и как другая идеология — другое понимание Церкви и ее места в мире и в государстве. Иногда это понимание более либеральное и, так сказать, "левое", но чаще — более "правое", то есть консервативное. "Либеральная" альтернатива востребована исключительно среди интеллигенции, да и то лишь той малой ее части, которая не смогла уйти во "внутреннюю эмиграцию" внутри РПЦ МП (как это удалось, например, братству, руководимому священником Георгием Кочетковым). Все, кто официально или неофициально претендуют на свою часть в истинном православии, находятся, разумеется, "правее" РПЦ МП. Традиционно с понятием истинного православия связывали себя русские катакомбники и греческие старостильники, вставшие на путь негосударственной церковности и, взамен на это, гонений от государства еще в 1920-е годы. В 1990-е годы к ним добавились приходы РПЦЗ на территории СНГ, куда влились в значительной своей части остатки Катакомбной Церкви советского периода. Особенных споров о том, кто принадлежит к Истинно-Православной Церкви, а кто нет, тогда еще не было. Были только небольшие локальные споры. В эти годы, около 20 лет назад, оспаривался, главным образом, "истинно-православный" статус лишь одной из номинально катакомбных иерархий советского времени — так называемой Серафимо-Геннадиевской ветви, иначе именуемой "секачевцами", которая, впрочем, уже в конце 1980-х годов успела расколоться на несколько ветвей. "Секачевцам" не верили в том, что их основатель Геннадий Секач был на самом деле рукоположен в епископы, так как его собственные рассказы об этом событии отличались противоречивостью и фантастичностью, а ставленнических грамот или надежных свидетелей не было. Не менее важной причиной не иметь общения с "секачевцами" было их отношение к РПЦ МП, когда кое-кто из их епископов с полного ведома остальных служил в качестве священника в патриархийных храмах. Такая конфессиональная неразборчивость снимала все вопросы относительно истинности. К концу 1990-х годов конфессиональный ландшафт сильно изменился. На российскую сцену вышли новые игроки — грузинские и украинские. От официальной Грузинской патриархии (местного аналога РПЦ МП) отделился и эмигрировал в Россию епископ, тесно связанный с низложенным в 1992 году президентом Звиадом Гамсахурдиа, а Украинская Православная Церковь Киевского патриархата и Украинская Автокефальная Православная Церковь (местные варианты "РПЦ без Гундяева") стали открывать свои епархии в России. Из этих источников в России образовались новые церковные группы, многие из которых провозгласили свою принадлежность к истинному православию. При этом ни одна из таких групп не могла выступить с четкой и последовательной церковной идеологией — просто в силу собственного происхождения из идеологически мутных источников. Тут и начался знаменитый юрисдикционный хаос конца 90-х и начала "нулевых". Группы, происходившие от грузинских епископов и Киевского патриархата, лишь усиливали какофонию, но главным источником беспорядков стал поэтапный распад РПЦЗ, Синод которой все более откровенно сдавал позиции и переходил на сторону РПЦ МП. На этом фоне активизировались в России сразу несколько греческих старостильных юрисдикций, шансы которых на успешное развитие своих русско-украинских "филиалов" в конце 1990-х годов выглядели вполне реальными на фоне беспомощности русских епископов перед наступившим хаосом. Но прошло около десяти лет, и почти вся эта пыль осела. Земля у нас, по-прежнему, богата, а порядка нет как нет, но все же нет уже и прежнего хаоса. Ситуация существенно упростилась. Многие, чуть ли даже не почти все, церковные группы, образовавшиеся на рубеже девяностых и нулевых, формально все еще существуют, но, в большинстве своем, уже не живут. Нежизнеспособные группы ограничиваются лишь небольшими кружками родственников и давних знакомых, а живут и заметным образом развиваются только те группы, которые оказались способны к какому-то диалогу с внешним миром. Из наследников "грузинско-украинского" хаоса девяностых живет и развивается только ИПЦ(Р) — Истинно-Православная Церковь во главе с Митрополитом Рафаилом (Мотовиловым), которая все еще находится в поисках своей собственной идеологии и своего понимания истинного православия (впрочем, относительно сергианства ее позиция однозначно отрицательная). Церковного общения с традиционными российскими ИПЦ она не имеет. Греческие старостильные ИПЦ отказались от активной миссии в России и Украине, и от их прежних приходов остались лишь микроскопические островки. Из множества "осколков", на которые раскололась Зарубежная Церковь в период с 1995-го по 2007 год, и которые продолжают крошиться дальше, на поверхности церковной жизни остались лишь несколько (РПАЦ, РИПЦ, РПЦЗ(А), РПЦЗ(В)), а остальные утонули в самоизоляции. Таковы, вкратце, сегодняшние российские альтернативы РПЦ МП: это либо микроскопическая церковная группа, как правило, с очень, мягко говоря, специфическим мировоззрением, либо ИПЦ Митрополита Рафаила, либо один из четырех крупных "осколков" РПЦЗ. Поскольку нас будут интересовать лишь группы, происходящие от исторических ИПЦ, мы ограничим свой обзор четырьмя крупными "осколками" РПЦЗ. 2. "Православие-2" по версии Митрополита Агафангела Подобранный патриарх Начнем с РПЦЗ(А) — довольно крупного "осколка" РПЦЗ, возглавляемого Митрополитом Агафангелом (Пашковским). В 2010-м и - особенно - 2011 году эта юрисдикция развивалась наиболее динамично. У нее есть еще две важных особенности. Первая состоит в том, что за ее развитием прослеживается концепция, то есть очень ярко выраженная идеология. Для самого главы юрисдикции это настолько важно, что он всегда протестует, когда его Церковь относят к ИПЦ — то есть покушаются на неповторимость ее "промежуточной" идеологии. Строго говоря, он прав: если эта идеология и имеет исторические прецеденты в ИПЦ, то только в секачевской иерархии, о чем мы скажем чуть ниже. Впрочем, сам Митрополит Агафангел возводит свою идеологию к дораскольной, "исторической" РПЦЗ, и в этом он тоже не совсем неправ: в РПЦЗ, безусловно, такое было. Вторая важная особенность РПЦЗ(А) также связана с ее специфической идеологией: именно эта юрисдикция оказывается наиболее понятной для выходцев из РПЦ МП или тех, кто, пока что находясь в РПЦ МП, собирается из нее выходить. Впрочем, до 2011 года Митрополиту Агафангелу удавалось маневрировать и не связывать себе руки слишком четким исповеданием определенной идеологии. Что же изменилось в 2011 году? Еще в 2010 году идеология РПЦЗ(А) была предметом публичного обсуждения, в том числе, с участием представителей других юрисдикций. Летом 2010 года в Одессе состоялось даже совещание по этому поводу, в котором приняли участие представители РПАЦ. На словах было достигнуто взаимопонимание по спорным вопросам экклезиологии. Но в начале 2011 года все это рухнуло: Митрополит Агафангел объявил о вступлении в церковное общение с опальным Патриархом Иерусалимским Иринеем. В глазах ИПЦ это было то же самое, что общение с Московской патриархией, с отличием лишь в политической составляющей. Патриарх Иерусалимский Ириней был низложен "мировым православием" (с участием и Константинополя, и Москвы) еще в 2005 году за коррупцию, и ни в каких делах по защите православия от ереси экуменизма сроду замешан не был. Это был типичный церковный бюрократ "мирового православия", любивший, в меру сил, присосаться к финансовым потокам. Такие церковные чиновники всегда действуют в составе какой-нибудь греческой мафии, но жизнь греческой мафии нелегка, конкуренция велика, и кто-то время от времени оказывается выброшенным с праздника жизни во тьму кромешную, где не обходится без скрежета зубов в адрес прежних собратий и сослужителей. Так вот и с Иринеем в 2005 году произошло, приблизительно, то же, что сейчас происходит с игуменом Ватопедского монастыря Ефремом, привозившим в Россию так называемый Пояс Богородицы. В том и другом случае были игры с недвижимостью, которые закончились неудачно. Бывает. Но теперь РПЦЗ(А) вступила в общение с этой жертвой межклановой борьбы. Спрашивается: зачем? Ведь, само собой, никакого патриархата за низверженным Патриархом нет. И можно совершенно не сомневаться, что добейся сейчас Ириней восстановления на Иерусалимском престоле (теоретически это возможно при каких-нибудь переменах власти в Израиле), — и про Агафангела с его РПЦЗ(А) он забудет немедленно. И зачем же так позориться? Затем, что за Патриархом есть некий "бренд". Этот "бренд", то есть пустое название патриаршей должности, ничего не стоит в глазах истинно-православных христиан, но почему-то дорогого стоит в глазах идеологов РПЦЗ(А). Оказывается, он им нужен для дела. А дело такое. Митрополит Агафангел почувствовал, что сейчас у него появился шанс возглавить новый "православный интернационал", состоящий из Церквей, критикующих "мировое православие" на свой особенный лад: в достаточной степени, чтобы не подчиняться его иерархии, но и не слишком сильно — так, чтобы рядовых прихожан можно было не ставить перед категорическим выбором: "мы" или "еретики". Для такого позиционирования своей юрисдикции обязательно нужны бренды и прочие принадлежности "представительского" класса — вроде нового церковного центра в США, обустройство которого начато Митрополитом Агафангелом в том же 2011 году. А если ты сам не Патриарх — то хорошо иметь в обойме "настоящего" (в глазах "мирового православия") Патриарха, пусть даже слегка подмоченного. Новому православию необходимо "достойно выглядеть" на фоне материального благополучия прочих солидных юрисдикций. Но вернемся к идеологии. Киприанитский "интернационал" В 1984 году греческий старостильный митрополит Филийский и Оропосский Киприан (Куцумбас) придумал такое учение, которое позволяло ему осуждать "мировое православие" за экуменизм, но при этом причащать греческих новостильников в своем монастыре святых Киприана и Иустины, где они допускались к ритуалам экзорцизма ("отчитки") (всегда весьма доходным в православном мире). Допущение всех этих "отчитанных" новостильников к причастию было в тех условиях неизбежным, но его никак не удавалось узаконить до тех пор, пока Митрополит Киприан не создал свой Синод со своей идеологией (самоназвание — "Синод Противостоящих"). Так экономический базис новосозданной юрисдикции получил идеологическую надстройку — в полном соответствии с канонами пусть и не Церкви, но хотя бы марксизма, согласно которому идеология порождается экономикой, а "бытие определяет сознание". В 1994 году Собор дораскольной РПЦЗ, возглавлявшейся Митрополитом Виталием, вступил в общение с Синодом этого Митрополита Киприана, ухватившись за его учение для нейтрализации собственных "зилотов". Учение Киприана позволяло открыто и уверенно говорить о совершении благодатных таинств в РПЦ МП, снимая таким образом главное препятствие к объединению с ней. Митрополит Виталий никогда не сочувствовал сближению с РПЦ МП, но, как всегда в подобных случаях, реагировал эмоционально, а не канонически. Митрополит Виталий никогда с киприанитами не сослужил после самого первого раза, ставшего последним. В 1995 году за торжественным богослужением, посвященным 700-летию обретения главной святыни русского рассеяния — иконы Богоматери Курской-Коренной (8 сентября 1295 года), — литургию сослужили Митрополит Виталий и глава киприанитской церкви Румынии Митрополит Власий. Тогда по неизвестной причине опрокинулась уже освященная Чаша с Кровью Христовой, так что ни один человек не смог причаститься. Митрополит Виталий испытал, разумеется, глубокий шок, но, как всегда, реагировал только эмоционально. Как бы то ни было, но к 2007 году, когда изрядно потрепанный остаток РПЦЗ поглощался Московской патриархией, а Митрополит Агафангел удерживал от поглощения ее "осколок", будущую РПЦЗ(А), все наследники исторической РПЦЗ уже успели так или иначе отмежеваться от киприанитов; по крайней мере, фактического церковного общения с ними не оставалось ни у кого. Но РПЦЗ(А) повела себя прямо противоположным образом, восстановив именно при помощи киприанитских епископов свою иерархию. На момент отделения будущей РПЦЗ(А) от РПЦЗ Митрополита Лавра ее единственным епископом оставался сам Агафангел, и для рукоположения новых епископов ему была необходима помощь архиереев извне (для рукоположения епископа как правило требуется более одного епископа). Агафангел предпочел обратиться не к русским архиереям из когда-то общей РПЦЗ, а к грекам-киприанитам. Это сразу ввело его церковную организацию в киприанитский "интернационал", в который входили, помимо греческой, киприанитские Церкви Румынии, Болгарии и Южной Осетии (но в последнюю пару лет южноосетинский епископ Георгий (Пухатэ) фактически отпал от единства киприанитов и надеется на признание со стороны РПЦ МП). Два года назад глава "Синода Противостоящих" Митрополит Киприан впал в кому. Вокруг его тела остались гипнотизировать друг друга конкурирующие группировки архиереев, которым стало не до развития их общецерковного дела. В этих условиях Митрополит Агафангел автоматически вырвался вперед и превратился в де-факто главу всего киприанитского "интернационала". В 1996 году в РПЦЗ обсуждалось предложение Митрополита Киприана созвать "альтернативный всеправославный собор" из греков, русских, болгар и румын, но тогда Митрополит Виталий назвал эту идею смехотворной. Зато теперь она вполне в русле нынешнего направления деятельности Митрополита Агафангела. Формула "Православия-2": Церковь негосударственная и адогматичная Итак, еще раз о том, что это за русло, и какое у него направление. Если очень коротко — это курс на негосударственную, но адогматичную Церковь. В своей негосударственности киприанизм похож на ИПЦ, а в своей адогматичности — на "мировое православие". Киприанизм не оспаривает у "мирового православия" квазигосударственный статус — то есть допуск к таким государственным бонусам, к которым не допускаются прочие конфессии. И, смиряясь с таким положением, он отвечает: "Не очень-то и хотелось". — Почти искренне. Эксперимент "государственного киприанизма", поставленный в 2005 году греческим "Синодом Противостоящих" в Южной Осетии при хиротонии епископа Георгия (Пухатэ), уже вполне можно считать провалившимся: выдавать епископа Георгия за настоящего православного теперь очень затруднительно, даже если в Московскую патриархию его не возьмут. Поскольку негосударственное бытие киприанитов определяет сознание их руководства (в соответствии с уже упоминавшимся марксистским принципом), они оказываются открыты для принятия искренних антисергиан, и их церковное руководство легко позволяет себе антисергианские декларации. Нечто подобное мы наблюдали и в дораскольной РПЦЗ, но мы помним, чем это там закончилось. Впрочем, даже недобровольное антисергианство лучше, чем любое из сергианств, хоть добровольное, хоть вынужденное. Сергианство куда проще, чем догматика, понимается простыми верующими и священниками, а поэтому в их сознании сходство киприанитов с ИПЦ перевешивает различия. Различия лежат в области догматики. Митрополит Киприан еще изобретал какую-то собственную замысловатую схоластику, но его нынешние преемники, включая Митрополита Агафангела, в ней не разбираются и разбираться не хотят. На прямые вопросы о вере они могут отвечать по-разному, смотря по личности вопрошающего, но общим знаменателем их деятельности будет прием к себе всех желающих без особого "испытания вер". Такая вера — это тоже догматика, своего рода. Антиэкуменизм декларируется, но никак конкретно не разъясняется. Это если на официальном уровне. А если на уровне частных разговоров — то как раз разъясняется очень легко, любым из взаимоисключающих, но удобных в данный момент способов. Это и называется адогматичностью, или догматическим релятивизмом. Это родовая черта всех киприанитских епископов, от самого Киприана до Агафангела. Догматический релятивизм является главной особенностью идеологии современных киприанитов и, прежде всего, РПЦЗ(А). Он нужен им практически — чтобы воспользоваться открывающимися через него возможностями роста. Уже в 2008 году это проявилось при принятии в состав РПЦЗ(А) двух "секачевских" епископов. Тогда много спорили относительно их чиноприема, но, на мой взгляд, главная проблема не в этом — а в самом факте того, что они стали в РПЦЗ(А) епископами. Если законность их хиротоний худо ли, хорошо ли, но рассматривалась Синодом РПЦЗ(А), то давно известные вопросы к их вероисповеданию не были заданы вовсе или, что то же самое, были заданы так, что никакие официальные документы этого не зафиксировали. Между тем, это ведь та самая славная "катакомбная" группа, в которой не ощущалось барьера между ИПЦ и РПЦ МП и в которой без особых проблем причащали верующих Московской патриархии. Никакого обещания не делать этого впредь с присоединившихся епископов не брали… да и брать не могли: в РПЦЗ(А) официально и нет такого запрета, поскольку он не был окончательно установлен в дораскольной РПЦЗ. Кстати, да: Митрополит Агафангел во всех подобных случаях любит ссылаться на "традиционное исповедание РПЦЗ", делая вид, будто Синод Митрополита Лавра, приведший РПЦЗ к катастрофе 2007 года, свалился в РПЦЗ с Луны. Но с луны (из бывшего СССР) свалился в РПЦЗ сам будущий Митрополит Агафангел, а в РПЦЗ — надо это признать, — несмотря на усилия просиявших в ней великих светильников православия, так и не удалось перебить господствовавший дух адогматизма и канонического безразличия. Митрополит Лавр и его Синод — это вполне аутентичные носители того самого духа, преобладавшего в исторической РПЦЗ. Так что можно называть эти традиции "секачевцев" и традициями РПЦЗ, — они совпадают, — но тогда нужно иметь в виду, какого качества эти традиции. В 2011 году РПЦЗ(А) пополнилась еще одной группой, аналогичной "секачевцам", — группой бывшего митрополита ИПЦ(Р) Николая (Модебадзе), живущего в Москве с 2003 года, но сохраняющего за собой какие-то приходы в Грузии. Теперь он стал викарием Митрополита Агафангела по Грузии. Пребывание митрополита Николая в качестве епископа ИПЦ(Р) было хотя и довольно долгим (1998—2011), но отнюдь не непрерывным; особой усидчивости в одной юрисдикции и приятности нрава он не выказывал… Это типичный архиерейский "отсев", который слетает с любой церковной структуры и часто носится в межюрисдикционном пространстве, как мусор. Но Митрополит Агафангел гонится за объемом и собирает все подряд. Такой подход к развитию церковной структуры оппоненты Митрополита Агафангела называют "политикой пылесоса". Как отмечают украинские истинно-православные христиане, аналогично развивалась в 1990-е годы УАПЦ — Украинская Автокефальная Православная Церковь, — которая через несколько лет такого развития разлетелась на десяток осколков разной величины. На мой взгляд, эти опасения небеспочвенны, но все же у РПЦЗ(А) хорошие шансы сохранить единство основной своей части, несмотря на неизбежные отделения каких-то групп. В отличие от УАПЦ, которая оказалась в сложном и неочевидном положении между двумя патриархатами, Московским и Киевским, притяжение которых разрывало ее на части, РПЦЗ(А) находится в положении довольно простом - между "мировым православием" и ИПЦ. Эти полюса ее не разрывают, а, наоборот, сжимают и скрепляют, так как по отношению к ним внутри РПЦЗ(А) в большей степени развивается не притяжение, а отталкивание. Отталкиваясь от противоположных берегов РПЦ МП и ИПЦ, разнородные части РПЦЗ(А) прибиваются друг к другу. Идея МП РПЦЗ и ее украинский аналог "Политика пылесоса", когда она применяется высшим церковным руководством, на местах может оборачиваться и положительным образом. Она дает простор для инициатив самих общин и рядового духовенства, которые в других юрисдикциях могли быть отвергнуты просто из-за своей непривычности. Не будем забывать, что важнейший вид помощи архиереев находящимся под их омофорами общинам — это не мешать. Наиболее громкой подобной инициативой РПЦЗ(А) 2011 года стало образование МП РПЦЗ — автономной и находящейся временно под омофором Митрополита Агафангела организации приходов РПЦ МП, не признающих епископата (если еще уже – то нынешнего Патриарха) РПЦ МП. Идея, симметричная созданной в 2007 году РПЦЗ МП — автономной РПЦЗ в юрисдикции Московской патриархии. Поскольку в РПЦ МП нет православных епископов, все ее кафедры являются вдовствующими, а поэтому приходы РПЦ МП обращаются к православным епископам дружественной юрисдикции за временным окормлением. Теоретически они далее могут обратиться и за восстановлением своего епископата. Во главе МП РПЦЗ стали три ижевских священника, прервавших весной 2011 года церковное общение с епископатом РПЦ МП. В Ижевске их поддержало около двух тысяч человек, а за пределами Удмуртии у них немало сочувствующих, в том числе, в легальных общинах Московского патриархата, уже переставших поминать епископат РПЦ МП (то есть фактически покинувших эту юрисдикцию, но еще никуда не присоединившихся). Такова, приблизительно, нынешняя идеология МП РПЦЗ, в которой, как нельзя не заметить, РПЦ МП трактуется как все-таки церковное сообщество, епископы которого лишь в настоящее время, а не когда-то давно стали уклоняться в ересь экуменизма и впадать в другие недопустимые канонически грехи. Это, конечно, расходится с тем пониманием сущности РПЦ МП, которое принято среди истинно-православных и согласно которому РПЦ МП давно уже не является церковным сообществом в настоящем смысле этого слова. С таких позиций откликнулся на известие о создании МП РПЦЗ Синод РИПЦ, обрушив за это на РПЦЗ(А) жесткую критику. На мой взгляд, эту критику необходимо смягчить. Разумеется, в своем нынешнем виде идеология МП РПЦЗ — это киприанизм. Именно киприанизм позволяет относиться к РПЦ МП как к церковной организации, в которой епископы уже впали в ересь, а рукоположенные ими клирики и их приходы все равно сохраняют принадлежность к Церкви. Кроме того, все мы помним, что в краткий период поисков для себя временного омофора ижевские священники, уже прервавшие на тот момент общение с епископатом РПЦ МП, считали необходимым условием допуск к причастию постоянных прихожан обычных патриархийных приходов — то есть интеркоммунион с РПЦ МП. Ни одна из истинно-православных юрисдикций не могла на это пойти, но в РПЦЗ(А) это оказалось возможно именно по причине ее киприанизма. (В официальных условиях приема "ижевцев" в РПЦЗ(А) об интеркоммунионе с РПЦ МП ничего не сказано, но, значит, что не запрещено, то разрешено). Но киприанизм МП РПЦЗ — это просто то, что мы имеем сейчас, и это все равно уже шаг вперед по сравнению с самой РПЦ МП. А в дальнейшем возможна и МП РПЦЗ без всякого киприанизма — причем, не только с теми же общинами, но, может быть, и с другими общинами, которые пожелают сохранить автономный статус в какой-либо из юрисдикций ИПЦ. Условия бытия патриархийных общин в России достаточно специфичны, чтобы формирование из них какой-то автономии можно было считать допустимым (теоретически; а практически надо просто смотреть на конкретные обстоятельства). Не будет ничего страшного даже в том, чтобы называть такую автономию МП РПЦЗ: в тех юрисдикциях, где отвергается киприанизм, это название будет иметь не точный экклезиологический смысл, а всего лишь смысл исторический, не подразумевающий признания за РПЦ МП статуса Церкви. С точки зрения чисто организационной, нельзя не признать, что МП РПЦЗ — идея хорошая. Сколько-нибудь массовые переходы из РПЦ МП в "альтернативные" юрисдикции должны получать поддержку в виде адекватного архиерейского управления, а оно не может быть таким же, как для обычных общин ИПЦ. Отвыкшим от патриархийных верующих архиереям ИПЦ лучше не пытаться слишком детально управлять такими общинами, а предоставлять им как можно более широкую автономию, — разумеется, при условии доверия к их лидерам. Менее известная, но не менее интересная организационная инициатива РПЦЗ(А) имела место также в 2011 году и касалась, на сей раз, двух приходов, вышедших из УПЦ КП, — бывших приходов Киевского патриархата, совершающих богослужение на украинском языке. Недавно принятый в РПЦЗ(А) из РИПЦ епископ Ириней (Клиппенштейн) принял эти приходы под свой омофор на условиях сохранения ими их богослужебного уклада. По словам самих украинских клириков и епископа Иринея, такие условия были согласованы с Митрополитом Агафангелом. Около месяца все было спокойно, клирики и не думали, что тут надо что-то скрывать. Но когда рассказ о них просочился в прессу, начался скандал. Действительно, для традиционной РПЦЗ "украинство" — это нечто вроде красной тряпки, так как релятивизм РПЦЗ касался догматов и канонов, но никогда не посягал на святыню русского национализма. Поэтому внутри РПЦЗ(А) нашлось кому повозмущаться, — тем более, что к епископу Иринею у многих сохранилось сильное недоверие еще с тех пор, когда он был в конкурирующей юрисдикции. Митрополит Агафангел немедленно заявил, что он ничего не знает об особом статусе украинских приходов, и формально объявил "не бывшими" все договоренности с епископом Иринеем. Неформально, по имеющимся у нас сведениям, в этих приходах все осталось по-старому. Как после этой истории выглядит Митрополит Агафангел в глазах украинских прихожан и, вероятно, не только их, но и всех, кто был знаком с фактами, — можно только гадать… Как бы то ни было, особые подходы, продемонстрированные РПЦЗ(А) в 2011 году по отношению к приходам из РПЦ МП и УПЦ КП, — явление интересное и положительное. Сделав поправки на киприанизм, этим примером могут воспользоваться также и ИПЦ. Закончив пока что на этом обзор деятельности РПЦЗ(А) в 2011 году, мы еще раз вернемся к этой юрисдикции ниже — в связи с ее реакцией на события в Сербии и ее отношениями с РИПЦ.3. РИПЦ и международный контекст Во внутренней жизни РИПЦ 2011 год был на редкость мирным — это после нескольких лет скандалов, связанных с постепенным удалением из этой Церкви двух ее бывших архиереев, Дионисия (Алферова) и Иринея (Клиппенштейна), которые в 2010 году, наконец-то, окончательно отбыли в РПЦЗ(А). Зато во внешней жизни РИПЦ прошедший год был бурным, как никогда. На середину этого года (август) пришлось совершение епископами этой Церкви хиротонии первого сербского истинно-православного епископа Акакия (Станковича), что вызвало шквал искреннего возмущения со стороны той "ветви" ИПЦ Греции, к которой епископ Акакий принадлежал ранее, а также не столь, может быть, искреннего, но не менее сильного возмущения со стороны оппонентов РИПЦ среди русских ИПЦ. Будем обозревать все эти события по порядку, но начнем с менее приметного — внутренней жизни РИПЦ и ее человеческих ресурсов, как истинных, так и мнимых. 3.1. Архиерейские фобии и архиерейская власть Отсутствие событий иногда бывает само по себе событием. Таким значимым "наличием отсутствия" событий стало мирное состояние РИПЦ после окончательного отделения одной трети ее архиереев (двух из шести, причем, из числа старейших). Представим себе для сравнения, что было бы с РПЦ МП, если бы ее покинула треть ее архиереев (примерно чуть больше шестидесяти)… А вот РИПЦ потеряла треть архиереев — и ей это нипочем: ни сколько-нибудь заметного раскола внутри, ни потери авторитета и уважения вовне. А ведь так боялись, так нервничали… Очевидно, что если бы заранее знали, как оно будет, то не боялись бы и не нервничали, и расстались бы с избыточными архиереями года на два-три раньше, без лишних скандалов и эмоциональных всплесков. Но этот результат нужно было предвидеть, поскольку надо было смотреть не на то, какой процент отделившиеся архиереи составляют от их общего числа, а на то, зачем они нужны. Если ни за чем — то их нужно было сбросить как опасный балласт, перегружающий церковный корабль. С архиереями только так: или они полезны, или они опасны. Бесполезных и безвредных архиереев не бывает. Если архиерей сильно борется за влияние внутри церковной организации средствами "аппаратной интриги", то есть посредством создания собственной группировки епископов, а реального авторитета среди верующих не имеет, то это верный признак, что от него можно и нужно освобождаться — причем, как можно быстрее. — Конечно, без нарушения канонов, но четко представляя себе задачу: не "помириться", а отсечь; "помириться" в таких случаях бывает можно только за счет Церкви. Нельзя мириться (в каком бы то ни было смысле слова) с епископами, за которыми стоят не люди, а демагогия, интриги и тому подобное. Про епископов Дионисия и Иринея было хорошо известно, что реального авторитета среди верующих у них нет, и что, напротив, их миссионерские успехи более чем скромные, и это несмотря на сильнейший пиар через аргентинскую газету "Наша страна" и прочую публицистическую активность епископа Дионисия. Кроме совсем узкой группы, близко связанных с ним — и потому все равно уже потерянных для Церкви лиц, — никого он за собой не утащит. Тем, кому это рассуждение покажется слишком циничным, поясню следующее. Есть соображения о пользе одного, и есть соображения о пользе многих. Если речь идет об одной заблудшей овце, то пастырю доброму надо оставить 99 и отправиться на ее поиски. Но если есть источник соблазна для всего стада, то необходимо его отсекать. Епископ (а также и священник, и вообще любой церковный лидер) по роду своей деятельности имеет отношение к спасению многих, а не только себя лично. Поэтому Церковь обязана обращаться с ним (и вообще с любым церковным лидером), исходя из пользы многих, отдавая ей предпочтение перед пользой его одного как частного лица. Поэтому одна мера снисхождения к бесчиннику из рядовых мирян, другая — к приходским лидерам и священникам, а третья и самая жесткая — к епископам. Тем более в ИПЦ, которые все вынуждены жить по законам военного времени. Если епископ действительно представляет большую группу верующих, то и отношение к нему должно быть такое, как к этой группе верующих, то есть серьезное. Если он представляет только себя лично или только собственную микрогруппу (то есть круг людей, либо находящихся под его личным влиянием, либо связанный с ним родственно, экономически и т.п.), то вообще неправильно и даже антиканонично считать такого человека полноценным епископом. Да, возможно, он имеет (в случае приемлемого рукоположения) честь епископства, но, в любом случае, не власть. Такой епископ, в случае достаточно смиренного характера, все равно может приносить пользу Церкви в качестве архиерея на покое, но в случае его допущения до архиерейской власти он автоматически становится узурпатором этой власти, то есть вредным паразитом. Чтобы это понять, нужно хорошо помнить, чем по существу является архиерейская власть. Это не всегда хорошо помнят после дореволюционного опыта Российской Церкви и опыта РПЦЗ, где эта власть воспринималась как участие в бюрократической пирамиде. На самом деле, архиерейская власть происходит из Церкви, то есть из христианской общины. В христианской империи эта организация церковного народа принимала государственные формы, и отсюда византийские правила о согласовании архиерейских назначений с органами светской власти. Но церковная основа этих правил — все равно церковный народ, представителями которого выступали имперские чиновники и император. Когда христианской империи не стало, подобное представительство церковного народа стало невозможным. Поэтому нужно понять, что церковные назначения, архиерейские в том числе, не поддержанные церковным народом, являются не просто ошибочными, но и не вполне действительными. Поэтому они не будут "работать" в реальной церковной жизни. Можно наштамповать сколько угодно архиереев, но невозможно бюрократически вручить им архиерейскую власть. И поэтому не надо бояться сбрасывать архиерейский балласт. Или, употребляя более точное сравнение, не надо бояться вырезать из церковного организма опухоль, особенно если уже произошло ее злокачественное перерождение. 3.2. "Чуждоепископ", он же и проходимец Сказанное выше не отменяет того факта, что бюрократическое назначение архиереев (а также прочих клириков) без согласия соответствующих общин бывает полезным. Правда, только при одном условии: когда это происходит в чужой, а точнее, чуждой конфессии. Главный пример такой конфессии, разумеется, РПЦ МП, где специфическая кадровая политика "священноначалия" делает все возможное, чтобы пробуждать церковных людей к мыслям о том, куда они попали. Но с ней, что называется, "всё ясно". Интересно, что такие же особенности бывают присущи и негосударственным церковным организациям. За внешне неприметным фактом принятия в РИПЦ двух священников в Ишиме, о котором в ноябре 2011 года Архиепископ Тихон сообщил Синоду, стоит целая драма, "горячая фаза" которой продолжалась с весны 2010 года, а "латентный период" — и еще несколько лет перед тем. И драматизм тут вовсе не в личном столкновении каких-то клириков (что, само по себе, не заслуживало бы внимания), а в столкновении двух подходов к церковному управлению и двух представлений о структуре церковной организации. Если коротко, то фабула такова. В героический и романтический период развития приходов тогда еще единой РПЦЗ в России одной из ее церковных столиц стал западносибирский город Ишим. Служивший там игумен РПЦ МП Евтихий (Курочкин) был лидером группы духовенства и верующих, которые попросились под омофор РПЦЗ в 1989 году — даже немного раньше, чем это сделал суздальский приход архимандрита, а ныне Митрополита РПАЦ Валентина (Русанцова), который был принят в РПЦЗ самым первым. Игумен Евтихий был рукоположен в епископы РПЦЗ в 1994 году за свою абсолютную лояльность той группе архиереев РПЦЗ, которая вела дело к капитуляции перед Москвой. Сейчас он епископ Домодедовский РПЦ МП, окормляющий приходы РПЦЗ, соединившиеся с РПЦ МП, на территории России. Нельзя сказать, что он страдает от избытка работы: "униаты" из РПЦЗ потеряли почти всю паству в России. В частности, не пошел за своим прежним лидером и город Ишим. После капитуляции РПЦЗ в мае 2007 года тамошняя церковная община перешла под омофор епископа Агафангела (ныне Митрополита РПЦЗ(А)), а женский монастырь даже переехал в окрестности Одессы, где находится резиденция Агафангела. Дальше, в юрисдикции РПЦЗ(А), церковная жизнь в Ишиме продолжалось бы спокойно, если бы не увлечение РПЦЗ(А) производством архиереев. С точки зрения церковной бюрократии, единицей измерения "количества Церкви" являются, во-первых, архиереи, и, во вторую очередь, священники. А в третью очередь… Строго говоря, никакой третьей очереди нет. Если есть священник, или, как утверждает русская пословица, хотя бы просто облаченное в фелонь полено, то какие-то люди вокруг все равно соберутся, и если их не огромная толпа (чего в ИПЦ все равно почти не бывает), то не имеет принципиального значения, десять их человек или сто. Вот почему, с точки зрения церковной бюрократии, развитие церковной структуры требует умножения епископов. Не умножения паствы, а потом уже умножения епископов, а именно сразу умножения епископов. Критический минимум паствы на одного епископа не определяется, так как достаточно лишь закрепить за определенным епископом определенных клириков, а сколько за каждым клириком прихожан — для церковной структуры бюрократического типа не особенно важно. Если слишком много, то это как раз плохо и опасно, так как такой клирик будет слишком самостоятельным. В совсем маленьких юрисдикциях бюрократического типа это приводит к рекрутизации в епископы почти всего поголовья неженатых мужчин, с характерными фотографиями архиерейских хиротоний в пустых храмах почти вовсе без прихожан (а дальше это приводит к ссорам и расколам между архиереями, не притормаживаемыми обязательствами перед почти отсутствующей паствой). В относительно больших юрисдикциях, как было в РПЦЗ и стало в РПЦЗ(А), это приводит к естественному отбору карьеристов на все начальственные должности. Чиновник-архиерей в бюрократической системе зависит не от паствы, а от начальства. Поэтому карьерист, ищущий архиерейства, будет стремиться задружиться с начальством, а на паству у него не останется сил и времени, а, по правде, и интереса. Именно такая история произошла в стратегически важном для "осколков" РПЦЗ Ишиме. Был там иеромонах Ермоген (Петров), из числа старейших и заслуженных клириков РПЦЗ в России. Он занимался своими поповскими делами, то есть паствой, а не "выстраиванием отношений" с епископами. И был там же перешедший из РПЦ МП гораздо позднее молодой иеромонах Никон (Иост), который никакого авторитета среди паствы не стяжал, да еще и вызвал к себе огромное недоверие высказываниями о благодатности Московской патриархии. Такими заявлениями компрометировалась не только чистота вероисповедания иеромонаха, но и его искренность при переходе из РПЦ МП в РПЦЗ. Как известно, далеко не все клирики переходили по вероисповедным мотивам, и тут были вполне серьезные основания подозревать именно такой случай. Но зато иеромонах задружился с молодым и неопытным епископом Софронием (Мусиенко), в юрисдикции которого временно был Ишим, а также с другим начальством. Дальше несложно угадать, кого рукоположили в епископы. Это произошло в 2010 году, причем кандидатура Никона выглядела настолько сомнительной, что ее обсуждение среди архиереев РПЦЗ(А) не привело к единогласному решению; она прошла лишь большинством голосов. Как мы уже написали выше, рукоположить епископа легко, а дать ему епископскую власть — если для нее не было основания в народном выборе — невозможно. Из Ишима пошли протесты, которые для вида рассматривались в Синоде РПЦЗ(А) до самой осени 2011 года, но по сути игнорировались. Тут, может быть, и хотели бы дать задний ход, да нельзя: бюрократическая пирамида не может и не должна уступать народу. Если она уступит хоть в мелочи, то все ее звенья получат сигнал о том, что власть "верха" над ними не абсолютна, а это значит, что "верх" их "сдает". Когда чиновник теряет веру в абсолютное всемогущество своего начальства, он ему изменяет, и пирамида рушится. Поэтому для церковной организации РПЦЗ(А) потеря Ишима — меньшее зло, чем разрушение всей структуры церковного управления. Когда картина окончательно прояснилась, игумен Ермоген и основная часть ишимских верующих присоединились к РИПЦ. Подчеркнем, что тут не было конкуренции между игуменом Ермогеном и иеромонахом Никоном за епископский сан: игумен Ермоген и не претендовал на него, — но ведь это не повод признавать над собой в качестве епископа каждого, спущенного начальством. Клирик, выбранный начальством, но не одобренный церковным народом, — это проходимец, или, по-церковнославянски, чуждопосетитель. Это слово из послания апостола Петра (1 Петра: 4, 16) - αλλοεπίσκοπος - неслучайно можно перевести и как "чуждонадзиратель" или "чуждоепископ". Мораль: собрание архиереев не должно думать о том, нужен ли им в компанию очередной епископ, — даже если количеством епископов "мы" сильно уступаем "конкурентам". Епископы должны думать только о людях, то есть о том, чтобы собирать людей, а не клириков. А уж если людям нужен епископ, то первое слово в выборе кандидата должно быть за ними. 3.3. Сербские баталии Одним из самых ярких и самых спорных событий 2011 года было рукоположение иеромонаха Акакия (Станковича) во епископы Истинно-православной Церкви Сербии архиереями РИПЦ (август). До самого рукоположения иеромонах Акакий находился в юрисдикции Истинно-Православной Церкви Греции, возглавляемой Архиепископом Афинским Каллиником ("хризостомовцев" — как их до сих пор привычно называть по имени их скончавшегося в 2010 году многолетнего первоиерарха). Впрочем, в течение года с небольшим перед рукоположением сербская группа иеромонаха Акакия предпочитала говорить о себе как о Церкви Сербии под временным омофором епископов Греции. Поскольку сербской автокефалии канонически никто не упразднял, эта группа была в своем праве. И вот, в 2011 году, несмотря на прямой конфликт с греками, она пожелала реализовать свое право автокефалии, не спрашивая их мнения. Последствия были предсказуемыми. Греки объявили группу теперь уже епископа Акакия, как водится, безблагодатным расколом и сообщили о прекращении переговоров с РИПЦ об официальном взаимном признании, которые, если говорить очень формально, шли уже давно, но в действительности завершились фиаско еще осенью 2009 года. В Сербии греками была проспонсирована (в самом что ни на есть материальном, то есть финансовом, смысле) группа клириков, назвавшаяся "истинно-православными христианами в Сербии". Это название подразумевает отсутствие у них самостоятельной церковной организации, то есть указывает на их принадлежность к Церкви Греции. За этими клириками пошла часть мирян, так что на старте численность этой группы оказалась сопоставимой с численностью группы епископа Акакия, хотя группа епископа выигрывала в солидности из-за наличия в ней женского монастыря Новый Стеник. Вскоре, 2 ноября, Синод РИПЦ удовлетворил просьбу епископа Акакия о принятии его временно в состав Синода РИПЦ, но при сохранении его статуса единственного (пока что) епископа Церкви Сербии. Постановление Синода РИПЦ, вслед за этим прошением епископа Акакия, содержало ссылку на какие-то никак не разъясненные "канонические нормы Православной Церкви". Действительно, в церковном праве непросто найти документ, которым оправдывалось или, тем паче, предписывалось бы епископу одной автокефальной Церкви становиться членом органа управления другой автокефальной Церкви. Членство в Синоде — это отнюдь не возможность советоваться с епископами этого Синода (советоваться можно и без всякого членства, что епископ Акакий прекрасно делал и раньше), а необходимость подчиняться коллективным решениям этого церковного органа. Таким образом, возникла странная ситуация, когда в права управления Сербской Церковью вводятся епископы Российской Церкви, и, пусть чисто формально, епископ Сербской Церкви получает голос в делах управления Российской Церкви. Вероятно, ссылка на "канонические нормы" осталась в соответствующем постановлении без указания конкретного источника церковного права потому, что не в той книге искали. А правильная ссылка была бы такая: Козьма Прутков, Плоды раздумья, 106: "Если на клетке слона прочтешь надпись "буйвол", не верь глазам своим". Она и объясняет нам суть происходящего. Епископ Акакий, потеряв возможность использовать авторитет Церкви Греции, от имени которой он действовал до сих пор, почувствовал себя слишком неуверенно и неуютно, и фактически стал выступать как представитель Церкви России. В Сербии это совсем не самый плохой вариант обмена, но он означает, что о реализации своих прав на автокефалию пока думать рановато. В этом нет ничего постыдного, и даже, напротив, в таком подходе реализма гораздо больше, чем если бы епископ Акакий стал действовать от имени самостоятельной, но ничем себя не зарекомендовавшей церковной организации, выдающей себя за всю Церковь Сербии. Но мы должны отметить, что в результате всех этих действий структура РИПЦ усложнилась: теперь в нее входят фактически на равных правах заграничная РПЦЗ, возглавляемая епископом Стефаном (Сабельником), и Сербская ИПЦ, возглавляемая епископом Акакием. Это права временного и добровольного (то есть с возможностью выхода в одностороннем порядке, не нарушая при этом не только канонов, но даже договоренностей между епископами) пребывания под омофором РИПЦ. Каковы перспективы церковной организации епископа Акакия, пока, мне кажется, говорить трудно, хотя уже сейчас можно утверждать, что они существуют. Острота положения в Сербии связана с процессами распада, происходящими сейчас в экуменической "государственной" Сербской Церкви. По причинам чисто политическим от нее уже отделились региональные Церкви Македонии и Черногории, но теперь непосредственно в Сербии возникло движение ее бывшего епископа Артемия (Радосавлевича). Сам по себе епископ Артемий является консервативным архиереем вполне "государственного" типа, конфликт которого с сербским Синодом был вызван лишь политическим конфликтом в его епархии (Косово). Он отделился под консервативными и антиэкуменическими лозунгами, но без всякого отрицания "мирового православия" как явления. Для перспектив ИПЦ значение его движения положительное пока лишь постольку, поскольку оно разрыхляет структуру Сербского патриархата и заставляет многих людей в нем задуматься и, возможно, прийти к более последовательным позициям, чем сам епископ Артемий. Именно на фоне движения епископа Артемия было уже невозможно оставлять ИПЦ Сербии без епископа. В конце 2011 года некоторые группы христиан из Сербского патриархата, пошедшие первоначально за епископом Артемием, присоединились к епископу Акакию. На мой взгляд, это уже вполне весомое оправдание его хиротонии. Резко отрицательную реакцию Митрополита РПЦЗ(А) Агафангела на рукоположение епископа Акакия (вплоть до заявлений о РИПЦ как окончательно отпадшей в раскол) тоже можно понять. Для Митрополита Агафангела мировоззренчески "своим" является епископ Артемий, и он имеет все шансы установить с ним в дальнейшем официальное церковное общение, втянув его в киприанитский "интернационал". С такой позиции "вброс" в Сербию епископа от ИПЦ выглядит диверсией. 3.4. Где стратегия, а где тактика? Конфликты вокруг хиротонии епископа Акакия проявили глубинные противоречия в мире ИПЦ. Они связаны с принципиально иным устройством, с одной стороны, греческих старостильных Синодов и, с другой стороны, русских ИПЦ и HOCNA (Holy Orthodox Church in North America, в русском просторечии именуемая "Бостонский Синод"). Последняя, впрочем, лишь в 1986 году отделилась от РПЦЗ, а до этого более двадцати лет созревала внутри этой русской церковной организации; структурно она более русская, хотя стилистически более греческая. (Также и греческий "Синод Противостоящих" Митрополита Киприана по этой классификации должен быть отнесен к "русскому", а не "греческому" типу, но мы тут не будем его рассматривать как ИПЦ). Греческие ИПЦ сформировались в своем нынешнем виде после прекращения гонений на старостильников в середине 1950-х годов. В это мирное время сформировались прообразы их нынешних структур, которые не изменились радикально даже после резкого количественного роста (особенно тогда еще единого "флоринитского" Синода) в середине 1960-х, после массовых присоединений к ним верующих из греческих Церквей "мирового православия". Если искать аналог этому церковному устройству в русском мире, то им окажутся не ИПЦ, а русские старообрядцы основных согласий в XIX–XX веках. У греков точно так же, как у старообрядцев, материальными ресурсами (недвижимостью и счетами) Синодов фактически распоряжаются несколько кланов, сформированных на семейной основе, и это радикально сказывается на их представлениях о том, что для христианской Церкви на земле является стратегией, а что тактикой. Конечно, на словах все признают, что стратегическая задача у Церкви только одна — спасение максимального количества людей, а тактика — создание необходимых для этого церковных организаций… Но, как известно, о том, что человек думает, надо судить по тому, что человек делает — а не по тому, что он говорит. Кажущиеся кому-то странными и ошибочными с точки зрения церковной пользы поступки греческих иерархов ИПЦ представятся очень логичными, и, что самое главное, предсказуемыми, если посмотреть на них с точки зрения клановых экономических и вытекающих из них интересов. Так, например, упорное отстаивание греческого языка в качестве богослужебного даже в США и других странах греческой диаспоры кажется чем-то вопиющим с миссионерской точки зрения, так как и сами греки диаспоры лучше понимали бы местные языки, чем древнегреческий. Не в меньшей степени вызывает непонимание американцев и европейцев (и русских) приверженность всех этих приходов благочестивым обычаям греческой деревни XIX века, весьма далеким от святоотеческих норм церковного благочестия, но очень обременительных и, подчас, просто нелепых в бытовом отношении. Но зато замыкание в грекофонной среде позволяет избежать размывания клира всяким негреческим элементом и, таким образом, не выпустить управления приходами из рук своих людей в греческой диаспоре. Отдельные англоязычные и прочие негреческие приходы в такой среде даже приветствуются, и от них даже не требуют держаться деревенских норм греческого благочестия, — но это лишь потому, что, при малом своем количестве, погоды они не сделают, а респектабельности придадут. В этой "миссионерской", если ее можно так назвать, политике налицо пренебрежение даже развитием собственной церковной организации как целого. Но именно как целого. А вот в отношении определенных клановых интересов внутри этой организации никакого пренебрежения нет. Приоритет — не просто развитие своей юрисдикции, а только расширение сферы влияния своего клана. От непонимания этого серьезно пострадали в 2009–11 годах сразу и РИПЦ, и HOCNA, которые вели переговоры с "хризостомовским" Синодом о взаимном официальном признании. РИПЦ в 2009 году даже успела сделать совместную декларацию о взаимном признании своего первоиерарха Архиепископа Тихона с тогдашним первоиерархом "хризостомовцев" Архиепископом Хризостомом. Это был, казалось, триумфальный итог визита делегации РИПЦ в Афины для переговоров на высшем уровне. Но уже на следующий день "хризостомовцы" денонсировали эту декларацию. Причина была в том, что РИПЦ, не зная внутреннего устройства своего визави по переговорам, выбрала неправильного переговорщика — представителя слабого клана, позволив пустить себе пыль в глаза привлечением к переговорам греческого первоиерарха. Слабый клан надеялся с помощью РИПЦ усилиться, чтобы потом побороться за возможность выставить следующего первоиерарха "хризостомовцев" из своих рядов. РИПЦ позволила использовать себя вслепую, причем, неумелыми игроками. Сильный клан тогдашнего Митрополита, а ныне Архиепископа (первоиерарха) Каллиника, не участвовавший в переговорах, на следующий же день после их завершения заставил перечеркнуть их итоги. (Именно после этого РИПЦ поняла, что не надо церемониться с греками в сербских церковных делах.) Тут можно сказать, что если бы переговоры с самого начала велись через Каллиника, пока он еще не был первоиерархом, то они, вполне возможно, привели бы к успеху. Действительная причина их провала только в том, что в РИПЦ поставили не на тот греческий клан. Архиепископ Каллиник показал себя и настоящим мастером интриги в переговорах с HOCNA в 2010–11 годах. HOCNA, будучи преимущественно Церковью греческой традиции, хотя и почти полностью англоязычной и чуждой греческих деревенских представлений о благочестии, в условиях США и Канады испытывает естественное тяготение к другим греческим ИПЦ. У живущих в Северной Америке истинно-православных греков также есть тяготение к сближению с HOCNA. Казалось бы, чего проще — договориться о взаимном признании, коль скоро отличий в вере не имеется? Но американские греки-старостильники не образуют самостоятельной Церкви, и договариваться надо с Афинами. А договориться с Афинами можно о том, что будет в интересах конкретного церковного клана. Это, повторим, никак не размывание кланового принципа церковного управления за счет влияния греческой по своей традиции, но не "этнической" Церкви, каковой является HOCNA. Поэтому со стороны Афин интерес к переговорам был совершенно другой: подергать за ниточки и попробовать на прочность те элементы HOCNA, которые можно перетянуть к себе. Надо сказать, что некоторые наблюдатели, включая автора этих строк, удивлялись искренней вере иерархов HOCNA в данное им Архиепископом Каллиником обещание никого из их юрисдикции не принимать в свой Синод сепаратно, до завершения переговоров. У нас, напротив, существовала уверенность, что раскол HOCNA с захватом заметной группы из этой юрисдикции должен был быть приоритетной целью "переговорного процесса", а разговоры о взаимопризнании — лишь прикрытием. Через несколько месяцев все разрешилось: два епископа, один крупный приход и монастырь перешли из HOCNA к Архиепископу Каллинику, а еще через некоторое время пять приходов в Канаде последовали за ними. Архиепископ Каллиник перетянул к себе не каких-то особенных грекофилов, а просто всех недовольных, а, точнее, всех тех, кто рассчитывал на более свободную жизнь в Северной Америке в условиях отдаленности церковного начальства за океаном. Конечно, Архиепископ Каллиник — это давно известный и, пожалуй, крайний пример агрессивной политики клановой экспансии, теперь монополизировавший главный старостильный Синод. Но отличия от политики времен Хризостома тут не такие уж принципиальные. Нужно смотреть на вещи трезво: греческие Синоды в качестве стратегических целей имеют клановые интересы, а как раз православию тут остается место тактики. Все это не означает, что в греческих Синодах нет православия. Но православного управления в них нет точно, и с их церковными властями можно договариваться только о том, что выгодно им, а не православию. Русские ИПЦ ждет та же судьба, если у них будет хотя бы несколько десятилетий мирной жизни. Пример старообрядцев перед глазами. Но пока о нас заботится государство — мирной жизни не дает. Хорошо бы, пока государство дает нам время, научиться избегать этого отнюдь не свыше приходящего мира и покоя самостоятельно. Для этого всем нам надо еще очень и очень поработать над собой… Епископ Григорий (Лурье), | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |