07:16 В официальном православии дележка мест | |
В начале сентября 2011 года в Стамбуле в резиденции Константинопольского патриарха состоялась встреча Предстоятелей четырех Древних Восточных Патриархатов и Кипрского архиепископа. Это событие породило среди аналитиков разговоры о попытках возрождения на Востоке института пентархии. Продолжая полемику по этому вопросу, предлагаем вниманию читателей статью преподавателя Киевской духовной академии, кандидата богословия Андрея Алексеевича Ухтомского. Т емы современного межправославного диалога, вынесенные на повестку дня будущего Всеправославного Собора, можно пересчитать по пальцам одной руки: канонический статус православной диаспоры (вопрос ее юрисдикции), процедура предоставления автономии и автокефалии, место поместных церквей в диптихе. Эти взаимосвязанные вопросы обострились в ХХ в.: массовый обмен населением между государствами после первой мировой войны привел к феномену православной диаспоры — прецедент, не имеющий аналогов в прошлом и как таковой — твердого однозначного канонического решения. Образование новых государств после Второй мировой войны и позднее поставило вопрос юрисдикции приходов, епархий (особенно после распада СССР), оказавшихся в других государствах за пределами своей традиционной канонической территории. Кроме того, список Православных Поместных Церквей, ранг чести той или иной Церкви (диптих) также неодинаков в разных Поместных Церквах и требует унификации, тем более что построен он не по единому принципу (критерии диптиха: историческая значимость городов где находится предстоятель Поместной Церкви; древность Церкви и время предоставления автокефалии). Эта разница в ранге существует наряду с равноправностью и независимостью всех пятнадцати Православных Церквей во главе с «первым среди равных» — Вселенским Патриархом, чьи решения имеют важное значение для всех Православных Церквей. Способ решения вышеуказанных задач, входит в противоречие с традицией и каноническими решениями, которые сегодня должны быть изменены. Каждая церковь предлагает свой путь решения вопросов канонического статуса православной диаспоры, процедуры предоставления автокефалии и автономии, а также расположения Церквей в диптихах, унификации диптихов. Иногда для этого необходимо изменить устоявшиеся канонические нормы, апробированные временем и закрепленные соборно. Решение же по тому или иному вопросу должно быть принято единогласно. Отсутствие единогласия между Поместными Церквами, которое наблюдается сегодня, свидетельствует о неправильном способе решения вопроса или одностороннем его решении. Яркий пример — выраженное на Межправославном предсоборном подготовительном Совещании (февраль 2011 г.) при обсуждении вопроса диптихов, желание Кипрской Церкви занять пятое место, рядом с четырьмя Древними Патриархатами и изменить статус ее предстоятеля с архиепископа на патриарха. Это перемещение не затрагивает только первые четыре Патриархата (Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский), но касается всех остальных Поместных Православных Церквей, чьи предстоятели не поддержали «кипрское желание». Кроме того, к очередной коллизии привело желание Грузинской Православной Церкви, выраженное ее предстоятелем, Патриархом-Католикосом Илией II занять шестое место в диптихе после Русской Православной Церкви. Отсутствие удовлетворительного для всех участников Совещания решения, вынудило отложить принятие решения, поскольку согласно Регламенту Всеправославных Совещаний решения должны приниматься единогласно. Причины «кипрского желания» яснее проявились на Встрече предстоятелей Древних Православных Патриархатов и Кипрской Церкви, состоявшейся 1–3 сентября 2011 г. в резиденции Константинопольского Патриарха на Фанаре (Стамбул, Турция). Результаты этой встречи известны из «Послания Собрания Блаженнейших предстоятелей древнейших Православных Патриархатов и Церкви Кипра» и «Коммюнике заседания предстоятелей Древних Православных Патриархатов и Кипрской Церкви». В «Послании…», написанном в покровительственном тоне, излагается причина и атмосфера созыва встречи — «обращаясь к политическим и религиозным лидерам Ближнего Востока и всего мира, мы призываем их выработать принципы и методы обеспечения мирного сосуществования верующих различных религиозных традиций, и заявляем о своей солидарности с теми, кто подвергается дискриминации, насилию и гонениям». В свете того, что Вселенский Патриарх объявил «1 сентября Днем защиты окружающей среды и творения»[1], становится понятным следующее решение Собрания: «принять предложение Вселенского Патриархата подготовить и провести в ближайшее время встречу религиозных лидеров региона, в ходе которого будет согласован и провозглашен своего рода экологический вариант "Средиземноморской Хартии”». Что такое Средиземноморская Хартия? Переводчик в сноске объясняет что это — «разработанный группой международных экспертов документ, посвященный определению основополагающих начал современного международного сотрудничества в данном регионе мира». Не забудем того, что Кипр является оффшорной зоной и играет немаловажную роль в Средиземноморском регионе и в международной торговле. Это не может не отразится как на положении Кипрской Церкви внутри государства, так и на межцерковном пространстве. Сам предстоятель Кипрской Церкви — архиепископ Хризостом II — также вовлечен в экономическую жизнь своей страны. Здесь совершенно ясно, что политическое единство региона может быть вполне восполнено религиозным единством, которое существует в действительности. Далее, необходимость греческим Церквам быть вместе не только политически, религиозно, но и в порядке поминовения по диптиху еще яснее выражается в коммюнике Встречи, в котором изложена программа реализации поставленных задач в социальном русле, возложенная на Глав Древних Патриархатов, вместе с Главой Кипрской Православной Церкви. Из них: помощь больным СПИДом и ВИЧ инфицированным путем сооружения лечебниц; помощь молодым в получении высшего образования. В отдельном пункте, со ссылкой на «февральскую коллизию», было выражено желание пересмотреть процедуру принятия соборных решений для ускорения созыва Всеправославного Собора. Этот пересмотр, согласно поданной во время Встречи рекомендательной записке, должен быть осуществлен Собором Блаженнейших Патриархов и Предстоятелей Православных Автокефальных Церквей, инициированным Вселенским Патриархом. В последнем пункте коммюнике содержится призыв «для каждой Православной Церкви почитать и строго соблюдать географические границы каждой юрисдикции, которые были установлены Священными Канонами и их учредительными постановлениями». Этот пункт касается вопроса вторжения Румынской Православной Церкви на каноническую территорию Иерусалимской Православной Церкви, а также учреждения в 2007 г. бессарабской митрополии на канонической территории Украинской Православной Церкви. Итак, в свете февральской и сентябрьской встречи мы видим некую логику для ближневосточного региона, изменить статус Кипрской Церкви — поскольку она включена в сферу культурной, политической и религиозной жизни Древних Патриархатов: Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского. Насколько необходимо такое изменение и каковы его последствия? О последствиях можем сразу сказать, что они будут благоприятны для Древних Восточных Патриархатов и Кипрской Церкви во всех аспектах, вплоть до осуществления «греческого содружества» на Всеправославном соборе, как это случилось с решением вопроса о каноническом статусе православной диаспоры, когда Поместные Церкви разделились на два лагеря: прогреческие Церкви и все остальные. Другие поместные Православные Церкви будут ощущать свою зависимость от Пентархии Древних Православных Патраирхатов, со всеми вытекающими отсюда последствиями, что абсолютно нарушает равноправие Поместных Церквей. Проанализируем «кипрское желание», а также «Послание…» и коммюнике Собрания в свете истории Церкви, канонов и современной геополитической ситуации в Средиземноморье. Правомерность «кипрского желания» Излагая аргументы Кипрской Церкви, выдвигаемые ней в пользу занятия 5-го места в диптихах, будем опираться на сообщение «Service Orthodoxe de presse» (SOP) 359 juin-juillet 2011 Pp. 4–5, резюмируя данный текст. 1) «Русские приняли православие в Х в., мы — на протяжении I-го века. Наша Церковь древнее Русской Церкви на тысячу лет. Мы просим отнестись к нам с почтением. Мы считаем, что мы должны занять пятое место»[2]. Это требование нарушает порядок расположения в диптихах Древних Патриархатов, а статус Кипрской Церкви повышается еще на два уровня от желаемого. Если в основу последовательности в диптихах положить время христианизации территории, ставшей Поместной Церковью, то получим следующий порядок: Иерусалимская Церковь[3], Кипрская Церковь[4], Антиохийская Церковь[5], Александрийская Церковь[6], Константинопольская Церковь. Сделаем небольшое отступление, чтобы рассмотреть происхождение Константинопольской Церкви, поскольку именно ее предстоятель является «первым среди равных» среди Глав остальных Поместных Церквей и играет важную, иногда ключевую роль на международном церковном пространстве, часто апеллируя к прецеденту своего возникновения. Константинополь был фактически независимым городом Римской империи. Этот город был построен на месте древнегреческой рыбацкой колонии Визáнтий и стал христианской столицей — Новым Римом. «Переход императора в этот город легализовал и без того значимое положение новой столицы. Исключительное положение Константинополя оказало свое влияние и на церковное устройство. Достоверные данные о начале христианства в Константинополе отсутствуют. То обстоятельство, что из этого города в начале II века прибыл в Рим еретик Феодор Кожевник, говорит о наличии христианской общины в Константинополе»[7]. Утверждение о создании этой общины апостолом Андреем Первозванным и ее предстоятеле епископе Стахии «представляет собой позднейшую легенду»[8]. «Позже (после получения Константинополем статуса Нового Рима» — прим. А.У.) распространились предания о том, что Константинопольская Церковь была основана ап. Андреем Первозванным и первым ее епископом стал апостол от семидесяти Стахий»[9]. Есть и другое мнение относительно основания Церкви апостолом Андреем: «Апостолу Андрею приписывалось большое значение в деле основания Константинопольской Церкви… На протяжении 330–451 гг. годов разрабатывался статус Константинополя в виду его особого положения как столицы Византийской империи; здесь применялся принцип адаптации политического руководства, а потом уже принцип апостольского престола»[10]. Как видим, идея апостольского просвещения Византии является производной от политического статуса Константинополя. И в ХХ в. некоторые исследователи придерживались того мнения, что «Константинопольский патриарх имеет апостольское происхождение… поскольку является главой Нового Рима; это апостольское преемство получено посредством пребывания апостола Андрея в Константинополе… брата апостола Петра, главного среди апостолов»[11]. Некоторые современные греческие авторы (представители Константинопольского Патриархата) все же считают, что «Православная Константинопольская Церковь, согласно преданию, была основана апостолом Андреем»[12]. «Апостоличность Церкви Византиума, города, который был избран Константином для того, чтобы создать новую столицу своей империи, упоминалась в сирийском переводе древнехристианского текста Doctrina apostolorum. Этот документ упоминает Апостолов Луку, Иоанна и Андрея как тех, кто отвечал за христианизацию этого региона. Традиция апостоличности престола Константинополя особенно развилась в период акакиевой схизмы (484–519 гг.). Она также проникла и в государственное законодательство, в 24 Новеллу императора Ираклия, которая называет престол Константинополя "Апостольским”»[13]. В этом отношении Константинопольская Церковь уступает Церквям, которые были основаны самими апостолами: Римская (ап. Петр); Александрийская (ап. Марк); Иерусалимская (ап. Иаков). «Культивирование идеи происхождения Константинопольской Церкви от апостола Андрея является, по-видимому, желанием сделать ее авторитетной (как ведущей начало от апостола) и древней наряду с вышеупомянутыми Церквами. Эта идея не имеет под собой достаточных оснований для того, чтобы серьезно ее воспринимать. Епископ Константинополя избирался епископами, которые по различным причинам приезжали в Константинополь. Утверждал и поставлял епископа (а впоследствии Патриарха) Константинопольского вплоть до позднего средневековья Ираклийский митрополит с местными епископами»[14]. Постепенно в избрании епископа стал участвовать император[15] (так, например, по воле императора Констанция в 338 г. был перемещен епископ Евсевий из Никомидии в Константинополь). Развитие и возвышение Константинопольской Церкви является следствием и результатом политического могущества Константинополя, и не было вызвано ее особой исторической ролью или происхождением, что не позволяет ей превозноситься над другими церквями, например Церковью Рима, Александрии и Иерусалима. Появление последних было обусловлено проповедью апостолов, а развитие происходило в меньшей зависимости от государства. На Руси христианство известно со времен первого киевского князя Аскольда/Оскольда (882 г.)[16]. А если мы будем отсчитывать время просвещения Руси со времен апостола Андрея Первозванного, в таком случае аргументация киприотов потеряет смысл и значение: обе Церкви (Русская и Кипрская) будут иметь равные шансы. Однако перемещение Константинопольского Патриархата с первого места на пятое практически неосуществимо: невозможно «первому среди равных» быть «не первым, но пятым». Если в основу последовательности в диптихах положить время легитимизации христианства в том или ином государстве, на территории которого находится Поместная Церковь, то этим мы покажем, что для Церкви важно не Ее самосознание, а степень Ее принятия государствами, мера отношения которых к Церкви взята за точку отсчета в диптихах. Государства менее долговечны, чем та или иная Поместная Церковь, а потому статус, придаваемый государством той или иной Поместной Церкви, не может стать критерием расположения Церквей в диптихе. 2) «Мы (Кипрская Церковь в лице Ее Предстоятеля Архиепископа Хризостома II, февраль 2011. — прим. У.А.) были готовы уступить Русской Церкви, поскольку Московский Патриархат занимает пятое место в диптихах вот уже несколько веков, в то время как другие Патриархаты появились только в ХХ в. Но я думаю, что это была ошибка с нашей стороны. Церковь Кипра должна занять пятое место, непосредственно после наиболее древних патриархатов, после Иерусалима. Хотя мы являемся небольшой Церковью, но все же имеем значительное наследие»[17]. Усиленное требование Кипрской Церкви, аргументированное указанием на свою древность, volens-nolens рождает вопрос: почему со времен проповеди на Кипре апостолов Варнавы и Павла (или даже со времени закрепления ее автокефального статуса 8 каноном III Вселенского Собора) все это время Кипрская Церковь мирилась с предоставленным ей местом в диптихе столько веков, и лишь сейчас требует изменения порядка в диптихах и статуса ее предстоятеля? Для начала рассмотрим обстоятельства дарования Кипрской Церкви автокефалии. Незадолго до III Вселенского собора скончался предстоятель Кипрской Церкви, епископ Феодор. «…Антиохийские клирики воспользовавшись во зло его смертью захотели силой покорить и подчинить себе святых епископов острова… подговорили именитого полководца Дионисия написать приказы начальнику провинции и святейшему клиру церкви Константии»[18], чтобы заручившись поддержкой государственной власти склонить к принятию Собором выгодного для них решения — ввести Кипрскую Церковь в юрисдикцию Антиохийской Церкви, «отнять от нее те старые привилегии, которыми она всегда пользовалась и на основании которых собор кипрских епископов имел право независимо поставлять своих епископов»[19]. Основаниями являются древний обычай (5[20] и 6[21] правило I Вселенского собора), согласно которому кипрские епископы поставлялись на Кипре[22], а также предписание не совершать епископами хиротонии в неподвластных им епархиях; в противном случае они извергаются из сана, а их священнодействия теряют силу (35[23] Апостольское правило и 3[24] правило Антиохийского собора). Антиохия соблазнилась статусом Кипра, который, будучи независим в религиозном отношении, подчинялся антиохийскому префекту в политическом отношении[25]. Зонара толкуя 8 правило Вселенского собора, на котором рассматривался данный инцидент, пишет: «До отделения Великой Антиохии от римской империи, император посылал в нее правителя, а сей посылал военачальника на остров Кипр, как подчиненный Антиохии»[26]. Из «Донесения» трех кипрских епископов (Ригина Констанцского, Зенона Курийского и Евагрия Солийского) на ефесском соборе мы узнаем о преследовании и попытках ущемить права киприотов на свою независимость. Не факт, что эти притязания отсутствовали ранее со стороны антиохийцев: «Еще прежде святой отец наш и бывший епископ Троил (Констанцский — прим. А.У.) много терпел от антиохийского клира, и благочестивейший епископ Феодор претерпел необыкновенное насилие, непозволительное, безрассудное и беззаконное, даже удары, каких не следовало бы наносить и обесславленным людям. А когда он умер (от другой впрочем причины), и достиг блаженной кончины: то (клирики антиохийские), воспользовавшись во зло его смертью…»[27]. Как видим, посягательства, происходившие и ранее, указывали на независимость кипрских епископов, в противном случае со стороны Антиохи не было бы подобных «силовых вмешательств». Итак, «епископы антиохийские пытались утвердить во всем диоцезе Востока свое право контролировать избрание митрополитов. Это было применением принципа приспособления церковного деления к гражданскому и административному. Остров Кипр между тем являлся частью диоцеза Востока»[28] и независимость Кипра в религиозном отношении предоставляет еще один аргумент в пользу того, что канонические границы Церковного устройства не взаимосвязаны с гражданским (государственным) территориальным делением. Совпадение этих границ, так же как и отсутствие этого совпадения, не является ни нормой, ни ее нарушением. В конце концов, из-за отсутствия убедительных аргументов с обеих сторон[29] «Эфесский собор вынес осмотрительное решение (8 канон III Вселенского Собора[30] — прим. А.У.), согласно которому Кипрская область должна была и в будущем иметь ранее присущий ей статус; другими словами, за ней должна была сохраниться автокефалия, если не будет доказано, что она когда-либо подчинялась Антиохии в том, что касается проставления епископов»[31]. Через сто лет инцидент повторился, но уже со стороны Антиохии выступал монофизитский патриарх Петр Гнафей, аргументировавший свои притязания тем, что Кипр воспринял христианство от Антиохии. Однако с открытием на Кипре мощей апостола Варнавы выяснилось, что «Кипрская Церковь… была апостольского происхождения, ее право на автокефалию было тем самым полностью восстановлено» [32]. Соборным постановлением также запрещается противозаконная попытка утвердить свою власть над другой территорией: «да не преступаются правила отец: да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирския…»[33] Этой канонической норме, кстати, противоречит притязание Константинопольского Патриарха на юрисдикцию над православной диаспорой. Во время арабского нашествия, императорским указом Юстиниана I киприоты во главе с предстоятелем были переселены в Геллеспонт. Геллеспонт временно на период переселения киприотов вышел из юрисдикции Константинопольского Патриарха, и стал подчинятся кипрскому предстоятелю. Вопрос перемены в юрисдикции был вынесен императором на повестку дня VI Вселенского Собора и зафиксирован в 53 правиле[34], сохраняющем за Кипром прежние права (8 правило III Вселенского Собора) и являющемся применением принципа, изложенного в 37 правиле VI Вселенского Собора[35]: «епископу, город или область которого порабощена неверными, так что он не в состоянии занять свой престол и на нем утвердиться, а принужден жить в каком-либо другом городе, — предоставляются все права, принадлежащие данному престолу, а именно, рукополагать клириков, занимать между епископами соответствующее значению его кафедре место, и все его административные распоряжения признаются законными и действенными, подобно тому, как если бы он занимал свою кафедру»[36]. Так сохранились прерогативы кипрского предстоятеля и единство управления определенной территорией. Итак, исторический прецедент подтвердил автокефалию Кипрской Церкви и закрепил ее Соборным постановлением, что было подтверждено позднее историческими событиями (например, случай с Петром Гнафеем). «Несмотря на все превратности истории, Кипрской Церкви удалось до наших дней сохранить свою автокефалию»[37]. Рассмотренный прецедент мог случиться с любой другой Церковью, где проявлялась «под видом священнодействия, надменность власти мирския»[38]. Принцип церковной автокефалии восходит к утверждению, выраженному еще священномучеником Игнатием Антиохийским: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так же как где Христос, там и кафолическая Церковь» [39]. Другими словами, каждый епископ является «автокефальным», благовествующим «овцам своего стада», подобно апостолам, которые, распределив области проповеди Евангелия, не проповедовали там, где уже нес свет Евангелия Христова другой апостол, знающий нужды своей паствы. Соборное постановление об автокефалии той или иной Церкви является констатацией факта ее неприкосновенности, защитой от посягательств других епископов, согласно 5 и 6 правилам I Вселенского собора, 35 Апостольскому правилу и 3 правилу Антиохийского Собора, которые утверждают сложившийся обычай. В основе автокефального единства Церквей лежит не превосходство одной Церкви над другой в зависимости от времени предоставления ей автокефалии, а апостольское единство со Христом, где тот, кто первый, да будет слугой. Степень автокефальности нельзя измерить ни территориальными рамками, ни опытом своей автокефальности, которые выдвигает предстоятель Кипрской Церкви, аргументируя свою позицию. Автокефалия предполагает возможность и способность Церкви самостоятельно осуществлять церковное служение, которое невозможно без молитвенной поддержки других Автокефальных Церквей. И через призму этого молитвенного, вневременного и внетерриториального единства Церкви должны решать свои насущные, неотлагательные, зависящие от временной ситуации вопросы, а не наоборот, последними корректировать жизнь всей Церкви, отношение ее к другим Поместным Церквям, свою первостепенность на фоне других Церквей и первенство в единстве. 3) С возвышением в диптихах Кипрской Церкви, ее предстоятель выразил желание повысить свой статус с архиепископа до патриарха: «Какая разница между Патриархом автокефальной Церкви и Архиепископом автокефальной Церкви? Любой из них будет Главой независимой территориальной Церкви»[40]. Это производное от первого требования желание, отражающее древность и исторические события, при которых Кипрская Церковь получила свою автокефалию: «патриаршество» было введено в Византийской империи при императоре Юстиниане и распространялось на города, имеющие наиважнейшее культурно-экономическое, политическое и религиозное значение. Это значение данные города имели и ранее. Но в VI в. они стали «столпами» разных концов империи, скреплявших «Константиново государство», единство и расширение границ которого было программной деятельностью императора Юстиниана. Символичное значение патриархатов внутри империи — пять, — усиленное аналогией с пятью органами чувств человека, препятствовало увеличению количества патриаршеств, однако не умаляло автокефалии Кипрской Церкви, предстоятель которой хоть и носил титул архиепископа, но все же был главой Поместной Церкви. 4) Архиепископ Хризостом II сетует на превалирование национального фактора в Поместных Церквах над чувством принадлежности к единому Православию: «Мы сделали трагическую ошибку. Мы стали национальными Церквями. Наши Церкви, вначале греческие, затем православные; вначале арабские, затем православные; вначале русские, затем православные. Это невозможно! Мы должны вначале быть православными, мы должны быть соединены православием вместо того, чтобы разделятся согласно этническим или национальным критериям»[41]. Архиепископ Хризостом II утверждал также, что он «"имел мужество” со всей ответственностью сказать Московскому Патриарху, что "не надо так себя вести, как если бы мы были национальными Церквами”» [42]. К сожалению, современный межцерковный опыт диалогов показывает, что замечание архиепископа Хризостома II, касающееся превалирования национальности над верой в некоторых Поместных Церквах, относится, в первую очередь, именно к тем Церквам, которые позиционируют себя как грекозычные Церкви, хотя бы в том, что дело каждой из этих Церквей — дело всех грекоязычных Церквей. Такого содружества не находим среди славянских Церквей, из чего видно, что национальную солидарность они не ставят во главе межцерковных отношений. Собрание 1–3 сентября 2011 г. в Фанаре Древних Патриархатов под председательством Константинопольского Патриарха проясняет картину. Цель и атмосфера Собрания выражена в «Послании Собрания Предстоятелей древнейших Патриархатов»[43]: «Мы, на кого возложена ответственность управления и пастырского руководства исторически древнейшими Церквями, основанными Апостолами Христовыми и провозглашенными автокефальными на Вселенских Соборах единой неразделенной Церкви, собрались здесь, дабы возродить древний обычай, а также обменяться мнениями и оказать друг другу любовь и поддержку в связи с последними событиями на исторических территориях тех географических областей, где Провидению Божию было угодно с древнейших времен поместить наши Церкви»[44]. Это утверждение свидетельствует о продолжающемся общении на всех уровнях собравшихся в Фанаре иерархов и их Церквей — Церквей Средиземноморского региона. Преимущества этого взаимообщения перед общением с другими Поместными Церквями очевидны и налицо: апостольское происхождение, древнее происхождение автокефальных Церквей единой, неразделенной Церкви, которые выделяются (иначе о них не было бы сказано особо) среди других автокефальных Церквей, возникших после разделения Западной и Восточной Церкви (1054 г.). Также акцентировано внимание на традиционности встречи («дабы возродить древний обычай»). Данное Собрание — неполное собрание Церковной полноты (без участия других Поместных Православных Церквей) — происходит не впервые и касается не только религиозных проблем Средиземноморского региона, но и политических вопросов. Вот некоторые примеры, демонстрирующие тесные взаимоотношения четырех Древних Патриархатов и Кипрской Церкви: 1) Длительное сосуществование Церквей во время Османского владычества, с окончанием которого некоторые территории (например, Северная Греция, Додеканесские острова) находились в юрисдикции Константинопольского Патриархата, затем Элладской Церкви. 2) Мелетий Метаксакис последовательно возглавлял три автокефальные Церкви: Кипрский архиепископ (1910–1918 гг.); Афинский митрополит (1918–1920 гг.); Константинопольский патриарх (1921–1923 гг.)[45]. 3) Архиепископ Афинский и всея Эллады Дамаскин (Папандреу) (1941–1949 гг.), будучи митрополитом Коринфским (1922–1938), «был направлен Вселенским Константинопольским Патриархатом в Соединенные Штаты Америки для организации православной греческой диаспоры и написал на эту тему великолепный доклад»[46]. 4) В афинском монастыре Петраки располагается Апостольская Диакония, основанная в 1936 г. для миссионерской работы в Греции, на Ближнем Востоке, Африке. Филантропическая деятельность Элладской Церкви происходит также и на Балканах. 5) Афонский полуостров находится в административном подчинении Греции, власть которой представлена на острове губернатором, выполняющим административные функции (105 глава Конституции Греции 1975 г.). Церковная юрисдикция над полуостровом принадлежит Константинопольскому Патриарху. 6) Архиепископы Кипрские Леонтий (1933–1946 гг.) и Макарий II (1947–1950 гг.) были избраны при участии представителей Константинопольского Патриархата. 7) В Афинах нашли прибежище депортированные во время революции кипрский архиепископ Макарий III (1950–1977 гг.) и митрополит Киренийский Киприан. 8) В 1973 г. при участии представителей Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского Патриархатов удалось подавить мятеж сторонников греческого режима на острове — трех кипрских митрополитов — против предстоятельства архиепископа Макария III, который якобы не имеет права совмещать политические обязанности со священническим служением главы Кипрской Церкви[47]. 9) По соглашению с Александрийским Патриархатом Кипрская Церковь проводит миссионерскую работу в Восточной Африке. Так, в 1982 г. в Найроби за счет Кипрской Церкви была возведена семинария, а на прилегающей территории храм и православный техникум. 10) С 1974 г. Кипрская Церковь является членом-основателем Совета Церквей Ближнего Востока. 11) В период арабского завоевания с 702 по 742 гг. и латинского влияния с 1100 по 1165 гг. главы Антиохийского Патриархата находились в Константинополе, в изгнании. 12) «С середины XVI в. Иерусалимские Патриархи были вынуждены пользоваться поддержкой Константинопольского Патриарха и проживать в его юрисдикции, Иерусалимские Патриархи стали избираться исключительно из греков. До 1534 г. Патриархи были арабского происхождения. После кончины Иерусалимского Патриарха Дорофея (1534 г.) на Патриарший престол был хиротонисан грек Герман, после чего все архиерейские кафедры стали замещаться также греками. Патриархи стали предпочитать жить более в Константинополе, чем в Иерусалиме… В этот период Иерусалимская Церковь, несмотря на автокефалию, долго жила под сильным греческим влиянием, хотя верующие и низшее духовенство говорили исключительно по-арабски»[48]. 13) В 1991 г. инициативой Константинопольской Церкви в лице ее предстоятеля Патриарха Димитрия была восстановлена Албанская Церковь и избран ее нынешний глава, архиепископ Анастасий (Яннулатос). Это лишь некоторые вехи взаимоотношений Церквей, превосходство которых основано на том, что именно «в этих краях были основаны и просияли первые великие центры христианства — Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская и Кипрская Церкви — и были заложены основы устройства всей единой и нераздельной Церкви»[49], согласно «Посланию…» «В этих краях пустила глубокие корни Церковь Христова, в особенности Святая Православная Церковь. Эти края освящены кровью мучеников за православную веру и слезами просиявших в ней святых преподобных отцов. Никто не имеет морального права игнорировать это, и любые светские силы обязаны с уважением относиться к этому факту»[50]. В контексте «Кипрского желания» в этих словах просматривается желание монополии и первостепенного значения Ближневосточных Церквей над другими Поместными Церквями, а в контексте мусульманской угрозы акцент на религиозной, христианской значимости региона. «Во многих случаях христиане рассматриваются как граждане «второго сорта». В других случаях оскверняются или даже уничтожаются места их религиозного поклонения — многие из которых являются ценными памятниками культуры… В то же время мы не перестаем требовать защиты, которую мы имеем право получать от государств, где живем. Мы убеждены, что это является единственным решением проблем многострадального ближневосточного региона, а также и всего мира»[51]. Следовательно, дело сохранения религиозной и национальной идентичности Ближневосточных Православных Церквей — дело четырех Древних Патриархатов и Кипрской Церкви также, поскольку их каноническая юрисдикция находится в Ближневосточном Средиземноморском регионе. Далее в «Послании…» говорится о нынешних диалогах между христианством, исламом и иудаизмом (религиями данного региона) по текущему вопросу, а также изложено обращение «к политическим и религиозным лидерам Ближнего Востока и всего мира»[52], с призывом «выработать принципы и методы обеспечения мирного сосуществования верующих различных религиозных традиций»[53]. Призыв оканчивается заявлением «о своей солидарности с теми, кто подвергается дискриминации, насилию и гонениям»[54]. Неустойчивость экологии окружающей среды также рассматривается как препятствие на пути к социальному и экономическому успеху[55]. В коммюнике Собрания[56] помимо вышеизложенных задач конкретизирована деятельность Ближневосточных Православных Церквей в союзе с ЕС по «оздоровлению» региона: создание хосписов в канонических границах Иерусалимского и Александрийского Патриархатов[57]. Последним пунктом деятельности Собрания и соответственно коммюнике был призыв соблюдать канонические границы Поместных Церквей: «Помимо сего, по причине недавних событий на географическом пространстве Православной Церкви, Заседание подчеркивает необходимость для каждой Православной Церкви почитать и строго соблюдать географические границы каждой юрисдикции, которые были установлены Священными Канонами и их учредительными постановлениями»[58]. Под «недавними событиями» имеется ввиду постройка Румынской Православной Церковью храма[59] в Иерихоне без согласования с Иерусалимским Патриархатом и учреждение в 2007 г. Бессарабской Митрополии[60]. В результате этих действий Иерусалимский Патриархат, «тщательно и глубоко рассмотрев проблему, единогласно и с сожалением» прекратил Евхаристическое общение с Румынским Патриархатом[61]. Негативная реакция последовала и со стороны Украинской Православной Церкви[62], на чьей территории (село Камышовка Измаильского района Одесской области) 16 июля 2011 года митрополитом Петром (Педурару) был освящен храм в честь святых апостолов Петра и Павла. Итак, как видим, налицо симфония грекоязычных средиземноморских Древневосточных Патриархатов, подкрепленная понятием «Пентархия», обозначавшим пять патриархатов, бывших в пределах византийского государства в период его существования, и исчезнувшим с падением Византии. Также в вышеуказанных примерах мы видели, что Кипрская Православная Церковь — активный участник церковных дел на Ближнем Востоке. Словом, она вполне может претендовать на то место в диптихе, которое роднит ее с четырьмя Древними Патриархатами (выше мы видели, что изменение места в диптихе порождает коллизии, поскольку пятое место занимает другая поместная Церковь). Однако это не означает, что последовательность расположения Церквей в диптихе должна соответствовать их национальной принадлежности. Это противоречит природе Церкви. Во-первых, потому что разделение в вере по этническому принципу было чуждо христианству, что было выражено словами апостола языков: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28). Во-вторых, выше мы рассматривали, что превосходство национальности над верой в Бога отрицает сам архиепископ Кипрский Хризостом II. Кроме того, Константинопольским Престолом это было осуждено как ересь филитизма в 1872 г. В-третьих, грекоязычные Церкви — не единственные Церкви на земле, есть еще и другие, например славянские… Также есть Японская Православная Церковь (существующая, спасающая, но не признанная Вселенским Патриархатом). Как быть с этими Церквами? Лишать их подобающего им достоинства или пересмотреть ранг многих Церквей ради перемещения одной Кипрской Церкви на пятое место? Итак, по нашему мнению выделяются ясная церковно-политическая причина «кипрского желания»: История Древних Православных Патриархатов и Кипрской Церкви свидетельствует о постоянной поддержке этих Церквей и их взаимосвязи. Эта Пентархия Церквей, скрепленная единой греческой национальностью верующих этих Церквей, их расположением на средиземноморской территории и общими культурно-экономическими и социальными проблемами, совсем не походит на то понятие Пентархии, которое было введено в византийской империи и которым обозначались пять патриархатов, расположенных в разных уголках империи и ставших столпами, свидетелями и символами объединительной политики Юстиниана. Пентархия Юстиниана, обоснованная ассоциированием пяти Церквей с пятью чувствами человека, тормозила создание новых патриархатов внутри империи. Пентархия стала единственной моделью Церковного управления в Византии. Вряд ли эту модель можно осуществить в наше время, однако, кажется, что новая Пентархия желает воспроизвести ее. Подтверждением этому есть чувство превосходства Древних Восточных Патриархатов и Кипрской Церкви над другими Поместными Церквами, которое проявляется в их соборности, исключающей другие Поместные Церквей из сферы решения своих вопросов, а также сплоченность греческих Церквей в решении межцерковных проблем. Сложные взаимоотношения между православными киприотами греками и мусульманскими киприотами турками, установившиеся с 1974 г. в связи с незаконным вторжением на Кипр последних и занявших 37% северной территории Кипра, вынуждают Кипрскую Православную Церковь искать поддержки от других Православных Церквей. В частности, спустя три недели после Встречи на Фанаре (1–3 сентября 2011 г.), архиепископ Кипра Хризостом II обратился к Патриарху-Католикосу Грузинской Православной Церкви Илие II за «поддержкой всеми возможными способами, используя свое влияние на международной арене»[63], приостановить разрушение 500 православных церквей, находящихся на турецкой территории острова, используемых турками в качестве «мечети, ночных клубов, военных лагерей, и даже конюшен»[64]. Возможно, что тактика турецкой «этнической чистки» на Кипре будет приостановлена или прекращена, если Кипрская Православная Церковь будет введена в Пентархию. По крайней мере осуждение ЕС действий турок на острове ни к чему не привело, и Кипру необходимо искать поддержки. Есть ли дня этой Церкви спасение в Пентархии — вопрос сложный. Возрождение Пентархии с включением в нее Кипрской Православной Церкви может дать дополнительный рычаг в консолидации греческих Церквей на предстоящем Всеправославном Соборе. Представители раскольничьих религиозных объединений на Украине считают, что Пентархия станет одним из рычагов «уврачевания» расколов. Так, Украинская Автокефальная (! — А.У.) Церковь приветствует новый состав Пентархии и «рассматривает ее как еще один конструктивный канонический импульс в разрешении украинской церковной проблемы общими усилиями Вселенского Православия, украинского автокефального движения и Московского Патриархата»[65]. Вот реакция некоторых Поместных Церквей на «кипрское желание». Болгарская и Сербская Церковь никак не прокомментировала действия киприотов. Польская Православная Церковь на своем официальном сайте только констатировала факт Встречи 1–3 сентября 2011 г. на Фанаре, выложив польский перевод текста «Послания...» Я понская Православная Церковь, далекая территориально от Кипра, погружена в более реальные заботы: устранения последствий Сендайского землетрясения от 11 марта 2011 г. и аварии на АЭС «Фукусима-1». Японской Православной Церковью был организован сбор средств для помощи пострадавшим. В этом сборе участвовали Русская Православная Церковь, Русская Православная Церковь за рубежом, Польская Православная Церковь. Не в этом ли проявляется соборность? Вопрос риторический и решаемый, очевидно, каждой Церковью по-своему? А множественность решений противоречит единогласию, которым и обосновывается соборность Церквей на пути к Всеправославному Собору.В | |
|
Всего комментариев: 1 | |
| |